Коринф

Природные условия и ранняя история

Территория коринфского полиса целиком занимала собой небольшую историческую область Коринфию [Legon 2004: 465], граничившую на западе с Сикионией, на востоке с Мегаридой, на юге с Арголидой (Ил. 1). К югу от Коринфа находился скалистый холм Акрокоринф (Paus. II, 4, 6), который служил для города акрополем, хотя был не очень удобен для выполнения этой функции ввиду своей слишком значительной высоты — 575 м [Lafond, Wirbelauer 1999: 745]. Еще одним важным пунктом на коринфских землях являлась Истмия — панэллинское святилище Посейдона на Истме [Gebhard 1995] (Ил. 2), при котором, начиная с архаического периода, проводились в честь этого бога Истмийские игры, получившие общегреческое значение (Ил. 3, 3a, 3b, 4). 

Коринфский ландшафт имел ряд важных особенностей. В частности, Коринф, хора которого выходила и на Саронический залив Эгейского моря, и на Коринфский залив Ионического моря, являлся одним из единичных (наряду с Мегарами) в Балканской Греции государств, имевших два порта — Кенхреи на юго-востоке и Лехей на северо-западе (Strab. VIII, 380). Сам Коринф не был приморским городом, во всяком случае в классический период (есть мнение, что Коринф «Илиады» стоял на побережье [Ure, Hammond 1976: 290]). Таким образом, он находился в средоточии важных торговых путей (как морских, так и сухопутных). Почвы Коринфии были достаточно плодородными по греческим меркам (значительно лучшего качества, чем в соседней Мегариде), однако ощущалась их нехватка в силу небольшого размера области [Berve 1967: 18]. Такие условия способствовали успешному развитию торгово-ремесленного сектора в коринфской экономике (Thuc. I, 13, 5), которая благодаря этой сфере процветала с весьма раннего времени: уже у Гомера, в «Каталоге кораблей», Коринф назван богатым (ἀφνειόν τε Κόρινθον (Hom. Il. II, 570)). Геродот отмечает, что в Коринфе отношение к ремесленникам было лучше, чем где-либо в Греции (Herod. II, 167). 

Поселения на месте будущего Коринфа археологически зафиксированы с неолитического времени и далее на протяжении бронзового века [Lafond, Wirbelauer 1999: 746]; однако о ранней истории города практически ничего не известно и даже неясно, существовал ли он до рубежа II–I тыс. до н. э. Легендарная традиция отождествляла древнейший Коринф с городом Эфирой, с которым связаны известные мифологические персонажи Сизиф и Беллерофонт (Paus. II, 3, 11–4, 2), но в «Илиаде» эта Эфира явно отлична от Коринфа (Hom. Il. VI, 152), входящего в состав царства Агамемнона (Hom. Il. II, 576). Основание Коринфа в собственном смысле слова обычно относят ко времени миграции дорийцев (до того в регионе, как полагали, обитали эолийцы (Thuc. IV, 42, 2)); считается, что оно было осуществлено из Аргоса [Ure, Hammond 1976: 290] и произошло около 900 г. до н. э. [Salmon 1984: 57–58]. Основателем и первым царем дорийского Коринфа предание называет Алета, одного из Гераклидов (Paus. II, 4, 3). Возводящая себя к нему династия, однако, называлась Бакхиадами, поскольку среди потомков Алета был особенно славен Бакхид (Diod. Sic. VII, 9, 4).

В период ранней архаики примитивная монархия в городе была ликвидирована и заменена олигархией (Paus. II, 4, 4), но при этом всю полноту власти в нем удержал тот же род Бакхиадов (Herod. V, 92), который в источниках нередко именуется также и Гераклидами (Thuc. I, 24, 2). Таким образом, налицо крайний вид олигархии, который Аристотель в «Политике» обозначает термином «династия» (Arist. Pol. IV, 1292b11). Его признаки: 1) занятие государственных должностей обусловлено наличием крупного состояния; 2) должностные лица назначаются путем кооптации, а не выборов; 3) должности наследственны; 4) должностные лица стоят выше законов (Arist. Pol. IV, 1292a40–1292b8). Режим Бакхиадов демонстрировал все эти черты; члены этого рода, чтобы ни с кем не делиться властью, даже браки практиковали только эндогамные (Herod. V, 92).

Именно при Бакхиадах, в VIII в. до н. э., в Коринфе сформировались полисные структуры [Stanley 1999: 128], а вскоре город достиг значительного процветания и в VII в. до н. э. занимал одно из первых мест по темпам развития, по крайней мере, в Балканской Греции; в частности, он стал крупнейшим, не знавшим себе равных производителем и экспортером расписной керамики [Суриков 2017: 155–156]. О богатстве Коринфа того времени говорят следующие факты: в первой половине VII в. до н. э. в центре него был построен храм Аполлона [Tzonou, Morgan 2020: 728], который своей величиной превзошел все более ранние греческие храмы, а по своим формам (периптер классических пропорций, дорического ордера) стал образцом, на который в дальнейшем ориентировались архитекторы Греции в культовом строительстве. В начале того же столетия [Broneer 1971] или на несколько десятилетий позже [Salmon 1984: 180] не менее впечатляющий храм, посвященный Посейдону, был сооружен в его святилище на Истме. Кроме того, Коринф уже обладал и развитой законодательной традицией. Аристотель упоминает коринфских законодателей Фидона (Arist. Pol, II, 1265b12) и Филолая; последний (о котором эксплицитно сказано, что он происходил из рода Бакхиадов) действовал не на родине, а в Фивах, где создал свод законов (Arist. Pol, II, 1274a32 sqq.). Деятельность обоих законодателей относят к первой половине VII в. до н. э. [Шишова 1991: 76, 108].

Коринф был в числе наиболее активных участников Великой греческой колонизации VIII–VI вв. до н. э. (см. Колонии Коринфа); самым значительным из основанных им полисов стали Сиракузы на Сицилии. Коринфяне создали сильный военный флот, возможно, раньше всех остальных греческих полисов; по утверждению Фукидида, именно ими были построены первые в Греции триеры (Thuc. I, 13, 2). Этот же историк называет имя коринфского кораблестроителя (ναυπηγός) Аминокла, прибывшего на остров Самос и построившего там четыре корабля (по контексту — именно триеры), но датирует это событие концом VIII в. до н. э. (Thuc. I, 13, 3), когда этот тип корабля заведомо еще не существовал — соответственно, либо датировка Фукидида неверна, либо речь должна идти не о триерах, а о каких-то меньших по размеру судах (позже на Самосе использовались в основном легкие и быстроходные пентеконтеры (Herod. III, 39).

Коринф принял участие в одном из важнейших событий истории раннеархаической Греции — затяжной Лелантской войне (VIII–VII вв. до н. э.; об этом конфликте см. [Parker 1997]) между эвбейскими полисами Эретрией и Халкидой (Theogn. 891–894), которое, впрочем, с трудом поддается исследованию ввиду скудного состояния источниковой базы. Вопрос, на чьей стороне Коринф воевал, является дискуссионным; не исключено, что при Бакхиадах коринфяне были союзниками халкидян (см. Plut. Mor. 293ab, где коринфские колонисты проявляют враждебность к эретрийским), а позже, при Кипселидах, стали союзниками эретрийцев (ср. Herod. I, 20, где КипселидПериандр выступает близким другом Фрасибула, тирана Милета, союзного Эретрии).

В дружбе со Спартой и Афинами

В 657 г. до н. э. власть Бакхиадов пала, и в Коринфе началось правление династии тиранов Кипселидов, представляющее собой одну из наиболее известных тираний в архаическом греческом мире и самую яркую страницу коринфской истории. После свержения этого режима (представители — Кипсел, Периандр, Псамметих) в 582 г. до н. э. в полисе установилась умеренная олигархия [Lafond, Wirbelauer 1999: 746], при которой наиболее влиятельным органом власти был Совет Восьмидесяти: в него входили 8 пробулов, составлявших президиум, и 72 рядовых члена (Nic. Dam. FGrHist. 90, F60). Все эти числа кратны 8, что, несомненно, связано с количеством коринфских фил. По той же причине вооруженные силы возглавлялись коллегией из 8 стратегов [Salmon 1984: 232–233]. Народное собрание, обозначавшееся термином σύλλογος, существовало (Thuc. V, 30, 5), но играло менее значительную роль, чем Совет и стратеги. Этот олигархический режим оказался чрезвычайно прочным и существовал на протяжении многих столетий почти без перерывов [Legon 2004: 467], не считая кратковременной демократической интерлюдии в 392–386 гг. до н. э. и новой попытки установления тирании в 366 г. до н. э. (см. ниже).

При олигархии, основывавшейся на принципе имущественного ценза (что поощряло граждан к обогащению), экономическое процветание коринфского полиса продолжалось [Ure, Hammond 1976: 290]. В середине VI в. до н. э. на месте старого храма Аполлона в центре города был построен новый, еще более величественный (часть колоннады сохранилась и ныне является «одним из наиболее зрелищных объектов Коринфа, если не всей Греции» [Sanders et al. 2018: 38–39]) (Ил. 5). Однако в сфере керамического производства и вазописи коринфяне на протяжении этого столетия постепенно уступили пальму первенства афинянам [Суриков 2017: 159].

Только в это время (а не при Кипселидах, как считали ранее, например: [Head 1911: 399–400]) Коринф начал серебряную чеканку. Тем не менее коринфский монетный двор является одним из древнейших в Балканской Греции (вторым по времени возникновения после эгинского [Kroll, Waggoner 1984]) — он начал работу около середины VI в. до н. э. или чуть позже. Исключительной стабильностью отличались монетные типы Коринфа: лицевая сторона — крылатый конь Пегас (с ним связаны подвиги Беллерофонта, одного из самых чтимых коринфянами мифологических героев) и легенда — отмершая в классическом греческом алфавите буква коппа (Ϟ), с которой в период ранней архаики начиналось название города; оборотная сторона — голова богини Афины в шлеме [Legon 2004: 468] (Ил. 6).

Коринфский полис стал одним из первых членов формировавшегося на протяжении VI в. до н. э. Пелопоннесского союза под гегемонией Спарты, вступив в него не позже середины указанного столетия [Legon 2004: 466]. По большей части он оставался одним из самых верных спартанских союзников; так, когда около 525 г. до н. э. спартанцы отправили морскую экспедицию против Поликрата, тирана Самоса, окончившуюся безрезультатно, к ним присоединились только коринфяне (Herod. III, 48). С другой стороны, Коринф в силу своего богатства и общей значимости был, безусловно, вторым по значению государством в союзе после самой Спарты, и на союзных конгрессах к мнению его представителей всегда прислушивались (Herod. V, 92–93; Thuc. I, 67–72; I, 119–125), что часто позволяло Коринфу проводить в рамках этого военно-политического объединения свою линию [Lafond, Wirbelauer 1999: 746].

Одной из важных черт этой особой внешнеполитической линии Коринфа в конце VI — начале V в. до н. э. являлся курс на максимально дружеские отношения с Афинами: по замечанию Геродота, «коринфяне… были тогда в большой дружбе с афинянами» (Οἱ δὲ Κορίνθιοι ἦσαν… τοῦτον τὸν χρόνον φίλοι ἐς τὰ μάλιστα Ἀθηναίοισι (Herod. VI, 89). Эта дружба была отчасти обязана своим возникновением и сохранением фактору Мегар — «буферного» полиса между Аттикой и Коринфией, который и афинскими, и коринфскими властями воспринимался как враждебный [Суриков 2011: 299]. Благожелательность к Афинам коринфская олигархия унаследовала от Кипселидов, которые породнились с одним из самых авторитетных афинских аристократических родов — Филаидами (Herod. VI, 128; ср. имя Кипсел в ономастиконе Филаидов (Herod. VI, 34)). Еще Периандр, выступая арбитром в споре между Афинами и Митиленой за владение городом Сигеем в Троаде, присудил его афинянам (Herod. V, 95).

В конце архаического периода Коринф несколько раз оказал Афинам ощутимую и важную поддержку. Около 519 г. до н. э. под покровительство афинян перешел город Платеи в Беотии [Badian 1993: 109–123]. Возмущенные этим Фивы, являвшиеся гегемоном Беотийского союза, начали военные действия; конфликт был урегулирован с помощью коринфян, которых враждующие стороны пригласили в качестве третейских судей (об инциденте см.: [Hening 1992]). Коринфский арбитраж был не в пользу фиванцев: им предписывалось отказаться от претензий на Платеи, а также оставить в покое остальные беотийские города, не желающие признавать фиванское верховенство (Herod. VI, 108).

Около 506 г. до н. э. на Афины с карательными целями и для ликвидации только что установленной там Клисфеном демократии (Arist. Pol. 22, 1) была направлена армия Пелопоннесского союза под командованием царей Спарты Клеомена I и Демарата (Herod. V, 74). Операция не увенчалась успехом во многом благодаря позиции Коринфа: когда пелопоннесцы уже вступили в Аттику и овладели Элевсином, коринфский контингент внезапно удалился на родину, заявив, что не считает данную акцию справедливой (Herod. V, 75). Когда к этому добавился конфликт между самими спартанскими командующими (Демарат также покинул войско), разошлись по домам и остальные полисные отряды, и в результате поход сорвался (Herod. V, 76).

Несколько лет спустя Клеомен разработал план возвращения к власти в Афинах бывшего тирана Гиппия, свергнутого в 510 г. до н. э.; с этой целью Гиппия вызвали в Спарту, и был созван конгресс Пелопоннесского союза (Herod. V, 91). Однако новой инициативе спартанских властей резко воспротивились коринфяне: их представитель Сокл произнес яркую речь, в которой убеждал спартанцев не пятнать свою репутацию и не оказываться в роли сторонников тирании (Herod. V, 92). Остальные союзники, до того отмалчивавшиеся, активно поддержали Сокла (Herod. V, 93), и благодаря усилиям Коринфа афинская демократия была вновь спасена. Весьма вероятно, что упомянутый конгресс был первым в истории возглавляемой Спартой симмахии, а ранее такое не практиковалось [Cawkwell 1993]. В таком случае весьма характерно, что уже на первом съезде представителей союзных полисов Коринф занял подчеркнуто независимую позицию, выступил, по сути, в роли «внутренней оппозиции» спартанским властям, что он неоднократно делал и впоследствии [Bolmarcich 2005]. В данном случае он фактически лоббировал афинские интересы, по поводу чего Гиппий пророчески предупредил, что коринфянам еще придется пожалеть о своей помощи демократическим Афинам (Herod. V, 93).

Около 490 г. до н. э. обострились отношения между Афинами и Эгиной в связи с тем, что последняя выразила готовность подчиниться Ахеменидской державе (Herod. VI, 49), и это привело к вооруженному конфликту между ними. Коринф оказал военную помощь афинянам, уступив им 20 своих триер (они были проданы по символической цене 5 драхм за судно, поскольку дарить военные корабли запрещал коринфский закон (Herod. VI, 89)). Это было весомой поддержкой в ситуации, когда сами Афины располагали лишь 50 триерами, а эгинский флот являлся одним из сильнейших в Эгеиде (Diod. Sic. VII, 11). Около того же времени коринфяне выступили посредниками при переговорах, завершивших войну на Сицилии между Гелой, в которой тогда правил тиран Гелон, и Сиракузами (колонией Коринфа), добившись для последних относительно приемлемых условий мира, несмотря на победу Гелона (Herod. VII, 154).

Эти события происходили уже в эпоху Греко-персидских войн 500–449 гг. до н. э., в которых Коринф принял весьма активное участие, внеся в победу греков третий по значимости вклад после Афин и Спарты [Суриков 2011: 300]. В то время наиболее влиятельным политическим деятелем в коринфском полисе был Адимант (Herod. VIII, 5), один из главных героев противостояния между Грецией и Ахеменидской державой, наряду с Фемистоклом, Павсанием, Леотихидом и другими; Плутарх сохранил его эпитафию: «Вот Адиманта могила, которому всею Элладой / Преподнесен был венок за избавленье ее» (Plut. Mor. 870f). В 481 г. до н. э., в ожидании вторжения вооруженных сил персидского царя Ксеркса I, возглавленный Спартой союз греческих государств для отражения агрессии был создан на конгрессе, состоявшемся именно на коринфской территории, в святилище на Истме (Herod. VII, 145); там же чаще всего проводились и его следующие конгрессы (Herod. VII, 175; VIII, 123; IX, 15). Поэтому в литературе данное объединение иногда фигурирует под условным названием «Коринфский союз» [Lafond, Wirbelauer 1999: 746], хотя чаще встречается формулировка «Эллинский союз» [Kienast 2003], которая будет использоваться здесь.

Сам Коринф, естественно, сразу стал членом этой симмахии, и коринфские контингенты участвовали во всех важных сражениях 480–479 гг. до н. э. При обороне Фермопил в составе греческой армии под командованием спартанского царя Леонида I находились 400 гоплитов из Коринфа (Herod. VII, 202) (Ил. 7). Но наиболее интенсивно коринфяне действовали в морской кампании 480 г. до н. э., в ходе которой их эскадра, входившая в состав флота Эллинского союза, насчитывала 40 кораблей (Herod. VIII, 1), будучи второй по размеру после афинской; командовал ею Адимант (Herod. VIII, 5). Следует отметить, что Геродот под влиянием враждебной Коринфу традиции (происходившей прежде всего из современных ему Афин) в своем рассказе о походе Ксеркса всячески преуменьшает доблесть коринфских воинов и военачальников, доходя до прямого очернительства (Plut. Mor. 870e–f).

В частности, он представляет дело так, что перед битвой при Артемисии коринфяне изначально были настроены пораженчески и Адимант даже намеревался покинуть союзные силы и возвратиться на родину, но остался, якобы получив от афинского командующего Фемистокла взятку в 3 таланта (Herod. VIII, 5). После сражения, не имевшего решающего исхода, в ходе отступления флота от Эвбеи к Саламину, коринфская эскадра шла первой, а афинская — последней (Herod. VIII, 21). Такой порядок движения был обусловлен не трусостью коринфян, как можно понять из Геродота, а военно-тактическими соображениями: две крупнейшие эскадры в интересах общей безопасности были поставлены в авангард и арьергард, причем в арьергарде находилась бóльшая из них, поскольку главная угроза исходила именно оттуда: персы оставались сзади [Salmon 1984: 254].

На Саламине коринфские морские силы остались прежними по размеру (Herod. VIII, 43), т. е. составляли 40 триер, хотя к этому времени к грекам подошли подкрепления (Herod. VIII, 42) и ряд полисных эскадр увеличился (афинская со 127 до 180, эгинская с 18 до 30, спартанская с 10 до 16, сикионская с 12 до 15 и т. д.), а общее число увеличилось примерно на сотню кораблей (Herod. VIII, 48). Необходимо, однако, учитывать, что на этом этапе к грекам присоединились, помимо прочих, две небольшие эскадры из колоний Коринфа (Абмракия — 7 кораблей, Левкада — 3) (Herod. VIII, 45). На военных советах под председательством главнокомандующего — спартанского наварха Еврибиада (Herod. VIII, 49) — Адимант в горячих спорах с Фемистоклом, в которых дело доходило до оскорблений (Herod. VIII, 59; 61), постоянно высказывался за оставление саламинских позиций и отход на восток к Истму (Herod. VIII, 79), где уже строилась оборонительная стена для защиты Пелопоннеса (Herod. VIII, 71); в этих работах участвовали и коринфяне (Herod. VIII, 72).

Фемистоклу благодаря своей настойчивости удалось добиться морского сражения с персами при Саламине (Ил. 8). Рассказ Геродота о действиях коринфской эскадры во главе с Адимантом особенно тенденциозен [Суриков 2011: 316–318]: коринфяне изображены трусливо бежавшими в самом начале боя, а потом вернувшимися уже после его окончания (Herod. VIII, 94). Историк специально оговаривает, что это версия афинян, в то время как по свидетельству остальных, коринфяне «сражались в битве в числе первых» (ἐν πρώτοισι… τῆς ναυμαχίης… γενέσθαι). Впрочем, иногда в литературе высказывается мнение, что действительно могло иметь место отступление коринфских моряков со своих позиций как заранее спланированный маневр с целью заманить противника [Salmon 1984: 254–255]. В любом случае ни о какой трусости с их стороны не может быть речи; напротив, доблесть коринфян подтверждается хвалебной стихотворной надписью, установленной в их честь на Саламине (IG. I³. 1143), хотя этот остров в V в. до н. э. находился под контролем Афин и без разрешения афинских властей никакая надпись там появиться не могла. Из этого можно сделать вывод, что антикоринфская традиция в описании сражения сложилась в среде афинян позже [Суриков 2011: 318] в связи с ухудшением афино-коринфских отношений ближе к середине V в. до н. э. (см. ниже).

В 479 г. до н. э. Коринф учредил на Истме сборный пункт, где формировалась сухопутная армия Эллинского союза под командованием спартанского регента Павсания (Herod. IX, 19), которая затем проследовала в Беотию для действий против войска персидского вельможи Мардония; эта кампания увенчалась битвой при Платеях. Коринфский отряд в составе греческих сил составлял 5000 гоплитов (Herod. IX, 28), являясь третьим по величине после спартанского и афинского. Оценка Геродотом роли, сыгранной этим отрядом в сражении, противоречива. С одной стороны, указывается, что Мардоний разместил против него мидян, которые традиционно считались одной из самых сильных в военном отношении частей ахеменидской армии (Herod. IX, 31); этот факт должен свидетельствовать об уважении к коринфянам со стороны персидского военачальника. С другой стороны, судя по дальнейшему описанию, это уважение оказалось необоснованным: в самом бою, если верить Геродоту, коринфские воины никакой доблести не проявили, а победа была одержана исключительно благодаря усилиям спартанцев, афинян и тегейцев (Herod. IX, 59–62). Гоплиты же из Коринфа наряду с контингентами из некоторых других полисов вначале «стояли у святилища Геры и не участвовали в битве», а после получения известия о поражении персов бросились грабить их лагерь (Herod. IX, 69). Таким образом, коринфяне и здесь изображены далеко не в самом благоприятном виде, причем в действительности картина была иной, как относительно недавно стало известно из новооткрытых (опубликованы в 1992 г.) фрагментов поэмы о Платейском сражении, созданной Симонидом Кеосским — автором, более близким к событиям по времени, чем Геродот [Boedeker 2001: 125].

В том же году коринфская эскадра (численность не известна, но, видимо, она была значительной) в составе флота Эллинского союза во главе со спартанским царем Леотихидом II совершила поход к восточному побережью Эгейского моря (Herod. IX, 95). Моряки из Коринфа участвовали в битве при Микале (Herod. IX, 102) и весьма отличились: Геродот даже ставит их в этом бою на второе место (после афинян) из всех греков (Herod. IX, 105), проявляя в данном случае определенную объективность. На дальнейших этапах Греко-персидских войн (после 478 г. до н. э.) коринфский полис, равно как и остальные члены Пелопоннесского союза, участия в боевых действиях не принимал [Суриков 2011: 300].

Разрыв и вражда с афинянами

Вскоре отношения между Коринфом и Афинами начали серьезно ухудшаться [Lafond, Wirbelauer 1999: 746], что обоснованно связывается с ростом афинского экспансионизма (создание и усиление Делосского союза, переросшего в Афинскую архэ), вызывавшим беспокойство у коринфян [Ure, Hammond 1976: 290]. Разрыв надвигался постепенно, под влиянием ряда различных факторов. В 460-х гг. до н. э. Кимон, лидировавший в то время в Афинах, установил максимально дружественные связи с союзной Коринфу Спартой, активно выстраивая систему афино-спартанского дуализма в Греции (Plut. Cim. 16); но коринфскому полису, ранее принадлежавшему к государствам «первого эшелона», привыкшему играть значительную и самостоятельную роль, в этом «биполярном мире» не находилось достойного места, он вынужден был отойти на второй план на фоне двух «сверхдержав», что порождало в городе раздражение против Кимона [Суриков 2011: 301].

Впервые оно открыто проявилось в 467 г. до н. э. (к датировке см. [Badian 1993: 100]): когда Кимон возвращался из своего первого похода, предпринятого для оказания военной помощи Спарте против восставших илотов (Третья Мессенская война), что означало неизбежный проход через Коринфию, коринфский полководец Лахарт попытался воспрепятствовать ему, но безуспешно (Plut. Cim. 17). Однако окончательный переход Коринфа на антиафинские позиции произошел уже после остракизма Кимона в 461 г. до н. э. [Bayer, Heideking 1975: 121] и прихода к власти в Афинах группы радикально-демократических политиков, настроенных против Спарты; этой перемене в наибольшей степени способствовали два события, после которых, по формулировке Фукидида (Thuc. I, 103, 4), «у коринфян… впервые началась ожесточенная ненависть по отношению к афинянам» (Κορινθίοις… τὸ σφοδρὸν μῖσος ἤρξατο πρῶτον ἐς ᾿Αθηναίους γενέσθαι).

Первым из них было включение Афинами в 459 г. до н. э. в свою сферу влияния Мегар, которые перешли в афинский лагерь из Пелопоннесского союза из-за пограничного конфликта с Коринфом (Thuc. I, 103, 4). Контролируя Мегариду, также расположенную на Истме, афиняне отрезали пелопоннесцев от Средней Греции и получили выход в Коринфский залив (Thuc. I, 111, 2), где ранее безраздельно господствовал флот коринфян. Вторым событием стал захват Афинами Навпакта — важного порта на северном берегу Коринфского залива (в Западной Локриде), где были поселены илоты, изгнанные спартанцами из Мессении (Thuc. I, 103, 3). Датировка этого события дискуссионна: оно произошло либо незадолго до 460 г. до н. э. [Salmon 1984: 257 ff.], либо около 457 г. до н. э. [Badian 1993: 163 ff.]. В любом случае овладение этой морской базой еще более упрочивало положение афинян в заливе и наносило вред Коринфу, который теперь стал противодействовать Афинам во всех случаях, когда только мог [Строгецкий 1991: 124].

В частности, он принял весьма активное участие на стороне Спарты в Малой Пелопоннесской войне (459–446 гг. до н. э.); видимо, именно в это время были построены коринфские Длинные стены (датируются серединой V в. до н. э. [Legon 2004: 467]), связавшие город с его северной гаванью Лехеем (Ил. 9). В 458 г. до н. э. коринфский контингент совместно с эпидаврским дал при Галиях (Восточная Арголида) сражение высадившемуся там афинскому отряду и одержал победу (Thuc. I, 105, 1). В том же году войска из Коринфа напали на мегарскую территорию (Thuc. I, 105, 3), рассчитывая, что афиняне не смогут прийти союзникам на помощь, поскольку все их основные силы были отвлечены: часть — осадой острова Эгины (Thuc. I, 105, 2), часть — поддержкой Египта, восставшего против ахеменидского владычества (Thuc. I, 104). Однако в Афинах все-таки сумели собрать отряд, в который вошли лица, из-за слишком молодого или пожилого возраста не отправленные в вышеуказанные экспедиции (οἵ τε πρεσβύτατοι καὶ οἱ νεώτατοι (Thuc. I, 105, 4)). Этот отряд под командованием видного полководца Миронида, который и сам был человеком уже преклонных лет, в битве при Кимолии (близ Мегар) нанес противникам поражение (Thuc. I, 105, 5–6), и коринфяне с большими потерями возвратились на родину (Thuc. I, 106). В 457 или 456 г. до н. э. афинская эскадра под командованием стратега Толмида, совершавшая плавание вокруг Пелопоннеса, взяла принадлежавшее Коринфу укрепление Халкиду на южном побережье Этолии, у входа в Коринфский залив (Thuc. I, 108, 4). Этот пункт оставался в руках афинян еще в 429 г. до н. э. [Freitagc et al. 2004: 383].

В 446 г. до н. э. Мегары разорвали союз с Афинами, перебили афинский гарнизон, находившийся в городе, и сами призвали на помощь войско коринфян (Thuc. I, 114, 1). В том же году был подписан Тридцатилетний мир, завершивший Малую Пелопоннесскую войну и разграничивший зоны интересов Афинской архэ и Пелопоннесского союза [Bengtson 1962: 74 ff.]. Поскольку по условиям договора Мегары возвращались в Пелопонесский союз, закрывая тем самым афинянам доступ в Коринфский залив, что должно было удовлетворить Коринф, высказывалось мнение, согласно которому причина афино-коринфских трений была полностью устранена и между двумя государствами восстановились доброжелательные взаимоотношения [Salmon 1984: 268]. Однако с этим трудно согласиться в свете того, что именно после Тридцатилетнего мира Афины, руководимые Периклом, стали особенно интенсивно наращивать свое присутствие в Центральном Средиземноморье (Южная Италия, Сицилия), не входившем в их сферу влияния [Строгецкий 1999]. Такая внешняя политика должна была вызывать нарастающее недовольство даже не столько со стороны Спарты, сколько в первую очередь со стороны именно Коринфа, издавна имевшего свои интересы в италийско-сицилийском регионе. Таким образом, уместнее будет утверждать, что в истории афино-коринфских отношений хронологический отрезок 446–433 гг. до н. э. был периодом весьма напряженного и недоверчивого нейтралитета [Суриков 2011: 303].

С Коринфом связано начало Пелопоннесской войны 431–404 гг. до н. э., непосредственными поводами к которой послужили керкирский и потидейский инциденты в конце 430-х гг. до н. э. (см. Колонии Коринфа), приведшие к особенно серьезному обострению афино-коринфского противостояния (Ил. 10). По настоянию коринфян в 432 г. до н. э. был созван конгресс Пелопоннесского союза (Thuc. I, 67, 1), на котором коринфские представители в самой решительной форме поставили вопрос о разрыве мирных отношений с Афинами (Thuc. I, 68–71). Таким образом, Коринф наряду с Афинами сыграл главную роль в развязывании войны, в то время как Спарта до последнего старалась использовать все возможности, чтобы избежать ее (Thuc. I, 139, 1). На этом конгрессе Тридцатилетний мир был объявлен утратившим силу по вине афинской стороны (Thuc. I, 87, 4), а на одном из следующих, в том же 432 г. до н. э., война была официально объявлена (Thuc. I, 125), хотя реально первая кампания началась лишь весной следующего года (Thuc. II, 10, 1).

Изменение внешнеполитической линии 

Вскоре после окончания Пелопоннесской войны в спартано-коринфских отношениях началось охлаждение: в 403 г. до н. э. Коринф отказался участвовать в походе в Аттику, где шла гражданская война между сторонниками олигархии и демократии, армии Пелопоннесского союза под командованием спартанского царя Павсания (Xen. HG. II, 4, 30). Равным образом Коринф уклонился от отправки своего контингента, когда в 400 г. до н. э. Агид II возглавил карательную экспедицию против Элиды (Xen. HG. III, 2, 25). Коринфские власти, несомненно, начали ощущать серьезное беспокойство в связи с нарастающим засильем Спарты, не имевшей теперь в Греции соперников [Суриков 2015: 104–105]. Кроме того, коринфяне были недовольны тем, что они «во время войны… участвовали во всех трудах, опасностях и расходах, а когда исполнили то, чего хотели от них лакедемоняне, не получили никакой доли ни во власти, ни в почестях (ἀρχῆς ἢ τιμῆς)» (Xen. HG. III, 5, 12). Поэтому они легко перешли на открыто антиспартанские позиции, когда в 395 г. до н. э. в Грецию прибыл Тимократ, эмиссар персидского царя Артаксеркса II, с крупной суммой денег, чтобы, используя подкуп [Рунг 2006: 73–74], добиться создания коалиции, направленной против Спарты, в то время воевавшей с Ахеменидской державой в Малой Азии (Ил. 11); Ксенофонт в числе лиц, получивших взятки, называет имена влиятельных в Коринфе политиков Тимолая и Полианфа (Xen. HG. III, 5, 1).

В том же году коалиция сложилась: первыми ее членами стали Афины и Беотийский союз во главе с Фивами, чуть позже к ней присоединились Коринф и Аргос [Bengtson 1962: 171–172], и между нею и спартанским государством началась война (395–387 гг. до н. э.), вошедшая в историю под названием Коринфской (Κορινθιακὸς πόλεμος (Diod. Sic. XIV, 86, 6); об этом конфликте см. [Hamilton 1979]). На момент первой ее кампании (поход спартанцев в Беотию, приведший к их поражению при Галиарте) коринфяне еще не порвали напрямую со Спартой, но вновь не прислали своих воинов в спартанскую армию (Xen. HG. III, 5, 17), что значительно ее ослабило (Xen. HG. III, 5, 23).

Одно из главных сражений кампании 394 г. до н. э. произошло на хоре Коринфа (Xen. HG. IV, 2, 14), при реке Немее, впадавшей в Коринфский залив. В нем в составе сил антиспартанского союза уже находился крупный (3000 человек) коринфский отряд гоплитов (Xen. HG. IV, 2, 17). Победу в битве одержали спартанцы (Xen. HG. IV, 2, 21–23). В том же году коринфяне (Xen. HG. IV, 3, 15) приняли участие и в битве при Коронее (в Беотии), также выигранной Спартой (Xen. HG. IV, 3, 19). В дальнейшем война вступила в вялотекущую фазу [Schmitz 1999: 744]; боевые действия велись по большей части на территории Коринфии; главным опорным пунктом антиспартанской коалиции был сам Коринф, а у Спарты — соседний Сикион (Xen. HG. IV, 4, 1). В 393 г. до н. э. в Коринф прибыл Фарнабаз — персидский сатрап Геллеспонтской Фригии, воевавший на стороне противников Спарты и незадолго до того вместе с афинским полководцем Кононом нанесший ее флоту тяжелое поражение в морской битве при Книде (Xen. HG. IV, 3, 10–12) (Ил. 12). Фарнабаз пожертвовал коринфянам крупную сумму денег (Xen. HG. IV, 8, 9), на которые те смогли усилить свой флот и некоторое время всецело господствовали (ἐθαλαττοκράτουν) в Коринфском заливе (Xen. HG. IV, 8, 10).

Тем не менее наибольшие тяготы от войны в эти годы несло именно Коринфское государство — его территория постоянно была прифронтовой полосой (Xen. HG. IV, 4, 1). В 392 г. до н. э. в нем вспыхнул внутренний конфликт между группировками олигархической и демократической направленности: первая ориентировалась на Спарту, вторая — на антиспартанскую коалицию (Xen. HG. IV, 4, 2). Этим воспользовался Аргос, который, в отличие от Коринфа, где власть издавна принадлежала олигархам, являлся одной из самых ранних демократий в греческом мире [Robinson 1997: 82–88]. Аргосские демократы способствовали победе коринфских, причем борьба в городе сопровождалась кровопролитиями (Xen. HG. IV, 4, 3–5), после чего между Аргосом и Коринфом была организована симполития [Schmitz 1999: 744] — объединение двух полисов в один, с единым гражданским и демократическим устройством. В Коринфе был размещен гарнизон, состоявший из аргосцев (Xen. HG. V, 1, 34). В тенденциозной лаконофильской трактовке Ксенофонта произошедшее подано как аннексия Аргосом Коринфа и полное лишение его независимости (Xen. HG. IV, 4, 6). Но объективно говоря, в 392–386 гг. до н. э. коринфяне в первый и единственный раз в своей истории испытали опыт демократического правления [Legon 2004: 467].

Некоторые коринфские олигархи бежали в Сикион, где стояла спартанская мора во главе с полемархом Пракситом (Xen. HG. IV, 4, 7), и оказали ему содействие в проведении военной операции по частичному овладению Коринфом. Праксит с отрядом воинов ночью тайно был введен в пределы коринфских Длинных стен (Xen. HG. IV, 4, 8). Внутри коридора стен состоялось сражение; силы Праксита, несмотря на численное преимущество противников (Xen. HG. IV, 4, 10), одержали победу (Xen. HG. IV, 4, 11), нанесли армии антиспартанской коалиции значительный ущерб и оттеснили ее в Коринф. Под контролем спартанцев оказались не только Длинные стены, которые Праксит частично разрушил (Xen. HG. IV, 4, 13), но и Лехей; стоявший там беотийский отряд был перебит (Xen. HG. IV, 4, 12). В северной коринфской гавани с того момента размещался спартанский гарнизон (Xen. HG. IV, 4, 17), что, безусловно, значительно ухудшало стратегическое положение Коринфа.

Вскоре коринфяне восстановили контроль над своими Длинными стенами, которые были отремонтированы афинскими мастерами (Xen. HG. IV, 4, 18). Но уже в 391 г. до н. э. спартанский царь Агесилай II Великий с сухопутным войском и его брат наварх Телевтий с эскадрой кораблей (положивший конец морскому господству Коринфа в Коринфском заливе (Xen. HG. IV, 8, 11)) вновь овладели этим укреплением (Xen. HG. IV, 4, 19). Ввиду присутствия их сил поблизости от города в нем активизировались лаконофильские настроения, и демократическое руководство аргосско-коринфской симполитии пригласило для охраны Коринфа лучшего афинского полководца тех лет Ификрата (Xen. HG. IV, 5, 3), который до этого с отрядом пелтастов находился в Пирее. Кроме того, в Коринфе стоял контингент гоплитов из Афин под командованием Каллия (Xen. HG. IV, 5, 13). Под общим руководством Ификрата, умело применившего пелтастскую тактику, афинские подразделения одержали блестящую победу в сражении при Лехее, разгромив базировавшуюся там спартанскую мору численностью около 600 человек (Xen. HG. IV, 5, 13). Хотя Ксенофонт старается преуменьшить масштаб поражения (Xen. HG. IV, 5, 18), можно утверждать, что мора была уничтожена почти полностью [Hamilton 1979: 286], в то время как афинские потери были минимальны. Впрочем, Агесилай оставил в Лехее новый гарнизон взамен погибшего (Xen. HG. IV, 5, 19).

На последнем этапе Коринфской войны, когда боевые действия в основном переместились на море, роль Коринфа в них значительно уменьшилась; снизилась и опасность для города, в связи с чем аргосско-коринфская симполития заявила, что больше не нуждается в присутствии в Коринфе Ификрата с его пелтастами, и он удалился (Xen. HG. IV, 8, 34). Тем не менее как коринфяне, так и аргосцы были истощены тяготами военного времени (Xen. HG. V, 1, 29) и поэтому, как и другие государства антиспартанской коалиции, в конце концов склонились к переговорам со Спартой при посредничестве ахеменидских властей. Итогом стало заключение в 387 г. до н. э. Анталкидова («Царского») мира (текст см.: Xen. HG. V, 1, 31), завершившего войну. Одна из статей мирного договора предусматривала объявление всех греческих полисов (кроме оговоренных как исключения) независимыми (αὐτόνομοι), что означало запрещение любых военно-политических союзов. Таким образом, симполития Аргоса и Коринфа должна была быть распущена [Schmitz 1999: 744]. Правда, ее ликвидация состоялась только в 386 г. до н. э. после того, как со стороны Спарты последовала угроза применения силы (Xen. HG. V, 1, 34). Сторонники демократии были изгнаны из коринфского полиса, его устройство вновь стало олигархическим [Legon 2004: 467], и он вновь вошел в состав Пелопоннесского союза (Xen. HG. V, 1, 36).

В эпоху усложнившихся межгосударственных отношений

В ближайшие после Анталкидова мира годы коринфяне были, по замечанию Ксенофонта, «вернейшими» (πιστότατοι) союзниками спартанцев (Xen. HG. V, 3, 27), вновь начали принимать участие в их военных экспедициях, особенно на море (Xen. HG. VI, 2, 3; VI, 4, 18), а Коринф, как и прежде, часто служил местом сбора союзных сил (Xen. HG. VI, 4, 26). Лояльность Спарте сохранялась и некоторое время после того, как в 371 г. до н. э. гегемония в Греции перешла от нее к Фивам в результате поражения спартанцев при Левктрах. Затем армия Беотийского союза начала почти ежегодные вторжения на Пелопоннес; коринфские отряды наряду с некоторыми другими (в частности, афинскими (Xen. HG. VII, 1, 20)) приходили на помощь спартанским (Xen. HG. VI, 5, 29; VII, 2, 2). В 369 г. до н. э. беотийцы предприняли попытку врасплох захватить Коринф, но нападение было отражено (Xen. HG. VII, 1, 18–19).

Однако в правящих кругах города нарастало стремление перейти к политике нейтралитета [Legon 2004: 466]. Подобная внешняя политика лишала силы, стоявшие на спартанской стороне, такой важной в геостратегическом отношении территории, как Коринфия, и Афины попытались около 366 г. до н. э. поставить ее под свой контроль (Xen. HG. VII, 4, 4), но коринфяне воспрепятствовали осуществлению этого намерения, удалив из области все находившиеся в ней афинские войска (Xen. HG. VII, 4, 5). Сразу после этого Коринф, испросив разрешения у спартанских властей и получив его (Xen. HG. VII, 8–9), вышел из Пелопоннесского союза [Lafond, Wirbelauer 1999: 747], вступил в переговоры с Фивами и подписал с ними мир, однако заключить также и союзнические отношения отказался (Xen. HG. VII, 4, 10).

На этом же хронологическом отрезке произошло важное событие во внутриполитической истории Коринфа: в 366 г. до н. э. аристократ Тимофан, командовавший отрядом наемников, захватил власть в полисе и установил свою тиранию (Arist. Pol. V, 1306a21–24), однако уже через несколько месяцев пал жертвой заговора, организованного его младшим братом Тимолеонтом (Ил. 13) с целью освобождения города (Plut. Timol. 4). Впоследствии Тимолеонт прославился как герой панэллинского масштаба, когда в 344 г. до н. э. возглавил ликвидацию тяжелейшей смуты на Сицилии [Talbert 1974].

Вскоре в исторической судьбе самого Коринфа произошли серьезнейшие изменения, связанные с борьбой царя Македонии Филиппа II за гегемонию в Греции. Когда в ходе Четвертой Священной войны (339–338 гг. до н. э.) по инициативе Афин и Фив был создан союз греческих полисов, направленный против Филиппа (Aeschin. III, 143), Коринф, благодаря усилиям выдающегося афинского оратора и политика Демосфена, также стал его членом (Demosth. XVIII, 237). В сражении при Херонее 337 г. до н. э. коринфский контингент был в составе союзных сил (Strab. IX, 414), поражение которых сделало установление македонской гегемонии неизбежной (Ил. 14). После битвы Коринф сдался Филиппу (Aelian. Var. hist. VI, 1), который разместил там гарнизон (Polyb. XXXVIII, 3, 3). Местом его дислокации являлся Акрокоринф (Polyb. II, 50, 9), получивший впоследствии — вместе с Халкидой на Эвбее и Деметриадой в Фессалии — название «оков Греции» (πέδαι Ἑλληνικαί (Polyb. XVIII, 11, 4–5)).

В 338/337 г. до н. э. Филипп II провел в Коринфе панэллинский конгресс (Коринфский конгресс) (наиболее ранние и аутентичные источники об этом важнейшем событии: IG. II². 236; Demosth. XVII). На него прислали своих представителей все греческие государства, кроме Спарты (Iustin. IX, 5, 3). Первая, учредительная сессия конгресса была созвана в конце 338 г. до н. э. [Wilcken 1917: 21–25]. Главные принятые на ней решения (по: [Фролов 1974]): провозглашение в Греции всеобщего мира (ἡ κοινὴ εἰρήνη), как в гражданско-социальном (запрет внутренних смут), так и во внешнеполитическом (запрет войн) аспектах, при номинальном признании свободы и независимости (ἐλευθερία καὶ αὐτονομία) полисов; создание военного союза (συμμαχία), который в литературе часто условно называют «Коринфским союзом» [Rhodes 1999] или «Коринфской лигой» [Кондратюк 1977]. Эта организация имела черты греко-македонского дуализма, так как возглавлялась двумя центрами власти: синедрионом (общим советом), представлявшим греческую сторону, и гегемоном, которым являлся царь Македонии [Фролов 1974: 57]. Вторая сессия конгресса (о ней наиболее подробно: Diod. Sic. XVI, 89) состоялась летом 337 г. до н. э. [Wilcken 1917: 21–25]. На ней рассматривался единственный вопрос — о начале войны с Ахеменидской державой; он был решен положительно, предписан сбор союзного войска, Филиппу для командования им предоставлены полномочия стратега-автократора (στρατηγὸς αὐτοκράτωρ (Diod. Sic. XVI, 89, 3)) (Ил. 15). 

После убийства Филиппа II в 336 г. до н. э. его сын и наследник Александр III Великий провел в Коринфе новый конгресс союза (Iustin. XI, 2, 5); на нем были подтверждены все решения предыдущего конгресса, и новый царь был провозглашен гегемоном взамен покойного отца (Arr. An. I, 1, 2). Следующий конгресс состоялся в 335 г. до н. э. после восстания Фив против македонской гегемонии, подавленного Александром (ср. Plut. Alex. 14, где этот конгресс смешан с предыдущим). На нем гегемон поручил синедриону вынести приговор фиванскому полису, который был приговорен к высшей мере наказания — полной ликвидации с разрушением города (Arr. An. I, 9, 9). В дальнейшем в связи с отбытием Александра в Восточный поход конгрессы больше не проводились, но синедрион действовал, сотрудничая с Антипатром, оставленным в качестве наместника Македонии [Rhodes 1999: 742]. Союз прекратил существование в связи со смертью Александра в 323 г. до н. э. и Ламийской войной (323–322 гг. до н. э.), которую группа греческих государств, в числе которых был и Коринф (Iustin. XIII, 5, 10), вела против македонян и потерпела в ней поражение [Lafond, Wirbelauer 1999: 747].

Коринф в эллинистическое и римское время

Коринф ввиду своего уникального географического положения и с наступлением эпохи эллинизма не утратил своего былого значения, в отличие от большинства греческих полисов; он оставался важным торговым и ремесленным центром [Ure, Hammond 1976: 290], регулярно становился «предметом ожесточенной борьбы между всеми царями и правителями» (Plut. Arat. 17) и переходил из рук в руки. В частности, в период войн диадохов им владели последовательно Полисперхонт, Птолемей I Египетский, Кассандр, Деметрий Полиоркет [Lafond, Wirbelauer 1999: 747], а потом он надолго оказался под контролем Антигона Гоната (Plut. Arat. 18). В 243 г. до н. э. Коринф (в том числе Акрокоринф) отвоевал выдающийся полководец эллинистической Греции Арат (Polyb. II, 43, 4–6) и включил в состав Ахейского союза, стратегом которого он являлся (Plut. Arat. 23). Операция Арата имела громкий резонанс в греческом мире; Плутарх называет ее «последним среди эллинских подвигов» (Plut. Arat. 24).

В 224 г. до н. э. Коринф был захвачен спартанским царем Клеоменом III (Polyb. II, 52, 2), но Акрокоринф Арат смог удержать в своих руках (Plut. Arat. 40) и вскоре передал его Антигону Досону, царю Македонии, с которой Ахейский союз в то время уже находился в дружественных отношениях (Plut. Arat. 44). После победы над Клеоменом Антигон получил и сам Коринф [Ure, Hammond 1976: 290], который находился во владении Антигонидов до конца Второй Македонской войны (200–197 гг. до н. э.) между Римом и Филиппом V; последний, потерпев поражение от римского полководца Тита Квинкция Фламинина, лишился этого важнейшего пункта, и македоняне окончательно покинули Акрокоринф (Polyb. XVIII, 45, 12). Фламинин объявил Коринф свободным городом (Polyb. XVIII, 46, 5), вскоре он был вновь включен в Ахейский союз (Polyb. XVIII, 47, 10) и фактически стал его главным городом, где проходили союзные собрания (Polyb. XXIX, 23, 8). В частности, на одном из таких собраний в 146 г. до н. э. по инициативе стратега ахейцев Критолая было принято решение о войне союза против римлян (Polyb. XXXVIII, 10).

В этой войне, короткой и завершившейся римской победой и подчинением Балканской Греции владычеству Рима, Коринф стал последним очагом сопротивления греков; в том же 146 г. до н. э. он пал и был подвергнут римским полководцем Луцием Муммием жестокому разгрому, в ходе которого погибли многочисленные произведения искусства (Polyb. XXXIX, 13) (Ил. 16). Город на время прекратил существование; население было частью уничтожено, частью продано в рабство, часть бывшей территории полиса передана Сикиону, а другая — взята римлянами в прямое управление как ager publicus [Lafond, Wirbelauer 1999: 747]. В 44 г. до н. э. Гай Юлий Цезарь основал Коринф вновь как римскую колонию (Colonia Laus Iulia Corinthiensis [Broneer 1941]), заселив его вольноотпущенниками и ветеранами; там находился административный центр провинции Ахайи с резиденцией наместника [Ure, Hammond 1976: 290]. Город стал одним из первых центров распространения христианства в Греции; апостол Павел посетил его в 50/51 г. н. э. и затем написал коринфской христианской общине два послания (Paul. 1 Cor.; 2 Cor.). Возродившийся Коринф быстро вновь стал одним из наиболее процветающих населенных пунктов Греции (Ил. 17, 18), украшался монументальными постройками на средства императоров (например, Адриана [Lolos 1997]), в период Поздней империи терпел ущерб от нападений варваров (герулов в 267 г. н. э., готов в 395 г. н. э.) и частых землетрясений, но продолжал существовать до конца античности и позже (ныне деревня Старый Коринф).

Коринф в культурной и религиозной истории античного мира

Коринф, несмотря на свое огромное общее значение, дал не так много индивидуальных творцов высокой культуры. Среди них — эпический поэт VIII в. до н. э. Евмел [Berkowitz, Squitier 1986: 135], написавший, в частности, поэму о древнейшей истории своего города; скульптор и живописец середины IV в. до н. э. Евфранор (Plin. HN. XXXV, 128), видный представитель позднеклассического искусства; оратор второй половины IV в. до н. э. Динарх [Berkowitz, Squitier 1986: 109], включенный в канон десяти величайших мастеров греческого красноречия (правда, он работал в основном в Афинах, где был логографом). Впрочем, ряд видных деятелей культуры, не являвшихся уроженцами Коринфа, были с ним связаны. Так, Коринф фигурирует в рассказе Геродота о спасении дельфином лесбосского поэта Ариона (Herod. I, 23); также в Коринфе на протяжении многих лет подолгу жил знаменитый философ Диоген Синопский, крупнейший представитель кинической школы (Diog. Laert. VI, 74–75). Именно здесь, по известной легенде, он в 336 или 335 г. до н. э. дал высокомерный ответ обратившемуся к нему Александру Великому (Plut. Alex. 14). В Коринфе, согласно одной из традиций, он умер в 323 г. до н. э. (Diog. Laert. VI, 77), и близ города показывали его надгробный памятник — статую собаки на колонне (Diog. Laert. VI, 78).

Главный же вклад Коринфа в культуру связан с теми ее сферами, которые относятся к прикладному искусству и художественному ремеслу. Он сыграл немаловажную роль в развитии ордерной архитектуры: именно в Коринфе, судя по названию, сложился в конце V в. до н. э. коринфский ордер (Ил. 19), хотя самая ранняя сохранившаяся постройка, в которой он применен, — храм Аполлона в Бассах (Аркадия) работы афинского архитектора Иктина [Таруашвили 2009: 352]. Коринф славился своими изделиями из бронзы; в нем была изобретена так называемая коринфская медь (Corinthium aes (Plin. HN. XXXIV, 6–8)) — высокоценный сплав из меди с добавками серебра и золота, считавшийся в античности лучшим из сортов бронзы и использовавшийся в основном для изготовления дорогой посуды и небольших статуй [Neudecker 1999]. Но особенно примечательна архаическая коринфская вазопись (принадлежащая к ориентализирующим стилям), расцвет которой пришелся на VII — первую половину VI в. до н. э., когда она стояла на первом месте в греческом мире; выделяют несколько стадий в ее развитии — протокоринфскую, раннекоринфскую, среднекоринфскую и позднекоринфскую [Steinhart 1999: 738] (Ил. 20).

Религиозное значение Коринфа обусловливалось прежде всего проведением на его территории и под попечением его властей [Legon 2004: 468] панэллинских игр. Среди культовых центров локального значения выделялось святилище Афродиты, отличавшееся большим богатством; при нем содержалось более 1000 иеродул (храмовых рабынь), занимавшихся священной проституцией (Strab. VIII, 378). Коринф — один из наиболее археологически изученных античных населенных пунктов; раскопки, ведущиеся там Американской школой классических исследований в Афинах с конца XIX в. [Langridge-Noti 1996], облегчаются тем, что современный город (Новый Коринф) был в 1868 г. после очередного землетрясения перенесен к морю, в район древнего Лехея [Любкер 2005: 549]. Впрочем, из-за римского разрушения 146 г. до н. э. коринфские памятники являются поздними (см. описание Павсания: Paus. II, 1–5), за исключением колонн архаического храма Аполлона (см. выше).